далее последует малосодержательный и полубессмысленный ангст на любимый пейринг.
читать дальшеИван вошел в свой кабинет, повернул ключ в замке и устало прислонился к двери. Тяжелый был день. Впрочем, сейчас все дни тяжелые...
Кризис. Рост цен, снижение производства, увеличение безработицы... Что дальше? Девальвация? Дефолт? Глобальный экономический коллапс? Черт, а ведь только начал на ноги вставать снова... Одно лишь радует: ситуация не настолько плоха до тех пор... ну да, будем честны, до тех пор, пока это не его только одного касается. Всем ведь досталось, никого кризис не пощадил. Вон, у Альфреда только за последний месяц полмиллиона человек работы лишились. Тоже на плаву не удержался, супермен хренов.
Ваня улыбнулся злорадно и щелкнул выключателем, заливая кабинет электрическим светом. Слишком ярко, глаза режет - так, что слезы наворачиваются.
Твердым шагом, держа спину по привычке прямо, Ваня прошел к столу. Сел, уставившись невидяще в стену. Глаза привыкли к свету, часы оттикали минуту... А потом он вскочил резко, опрокидывая стул с грохотом, отборнейшим русским матом крича что-то невнятное, кулаком по столу ударил со всей силы, так, что по столешнице запрыгали ручки с карандашами, рассыпались стопки бумаг, упала деревянная фоторамка карточкой вниз, скрывая от чужих глаз изображение. Ваня замер на несколько секунд, склонив голову, зажмурив глаза. Потом пару раз вдохнул и выдохнул медленно, поднял стул и сел снова, спрятав лицо в ладонях. Ну какого же хрена-то, а? Ну почему всегда, о чем бы он ни думал, мысли все равно сводятся к одному?.. К одному чересчур самоуверенному, наглому, зазнавшемуся выскочке. Почему же всегда и во всем - один только Альфред?
Ваня похлопал себя по карманам, нашел мятую пачку "Явы". Пустая, черт! Сжал губы в тонкую линию, выдвинул верхний ящик стола. Там, на стопке картонных папок с необычайно важными государственными делами, красовалась пачка Marlboro. И опять, опять он! Забыл свои сигареты тут, когда в последний раз в гости приезжал.
Ваня зажал сигарету зубами, чиркнул спичкой. Как же давно это было-то - последний визит Джонса. Теперь он тут редкий гость... Ну действительно - что ему тут делать-то? В гостях у отсталой страны со слабенькой экономикой и никакой внешней политикой - у незначительной пешки на мировой арене. Ведь именно так и думает, сволочь... Если вообще осмелиться предположить, что Альфред все еще что-то думает об Иване.
А ведь были же времена, да... Совсем ведь недавно были. Как же они ненавидели друг друга! Так верно и страстно ненавидели - как не каждый умеет любить. Сколько сил и средств тратили на то, чтобы превзойти врага. Чтобы оружие - страшнее. Чтобы в космос - дальше. Под прицелом друг друга держали всегда и везде - ну давай же, сорвись, оступись, я тогда добью с чистой совестью! Руки по локоть в крови испачкали оба - по большей части в чужой, конечно, потому что никого не щадили, потому что стольких невинных в свою войну втянули, лишь бы сломать раз и навсегда врага своего! Уничтожить... А потом так нехотя и лицемерно жали друг другу руки, когда уставшие, измученные поняли наконец, к чему может привести их конфликт. И с приторными улыбками на лицах договаривались на счет три медленно выложить из-за пазухи пистолеты и выбросить их куда подальше.
Ведь было же так, было... При всей той ненависти ведь считали же друг друга сильными, равными. А теперь что? Теперь, после того, как Ваня остался один. После того, как все, кому он искренне желал добра, отвернулись от него. После того, как все, кто его боялся когда-то, посмеялись над его слабостью. После распада Союза, который - как разрыв сердца. Только что же было - сильное, здоровое, а теперь осталась только боль. И кровь. И слабость, от которой выть хочется...
Правильно все - на что он, такой, Альфреду сдался? Теперь он даже ненависти его не достоин. Россия остался где-то далеко позади, и его давно уже списали со счетов.
И так часто в последнее время хотелось, напившись водки с кока-колой, схватить телефон, набрать знакомый номер и долго орать в трубку срывающимся голосом: "Ненавижу тебя! Слышишь меня, ты, тварь капиталистическая?! Я тебя ненавижу! За все, что ты со мной сделал! За все, что я тебе позволил с собой сделать!"
А потом залиться пьяными слезами и кинуть об стену ни в чем не повинный телефон. А успокоившись, взять наконец себя в руки и уничтожить к чертям собачьим весь это фарс - запретить его фильмы, его музыку, снести до основания его Макдональдсы! Какая, на хрен, глобализация, если это всего лишь жалкие попытки быть хоть немного ближе?! И закрыться железным занавесом, чтобы не видеть никогда больше улыбающейся голубоглазой морды!
Ваня вздохнул и покачал головой, отгоняя глупые мысли. Потер уставшие глаза пальцами, поднял упавшую фоторамку и взглянул с усмешкой на фотографию времен Второй Мировой, на которой они с Альфредом стояли плечом к плечу, сияя счастливыми улыбками победителей.
- Рано, Джонс. Рано ты обо мне забыл. Еще поборемся.